Сказав «невидимки», я прибегнул к метафоре, ибо таких болезней в полном смысле слова в природе не существует. Все они чем-то проявляют себя, имеют определённое клиническое ядро, набор симптомов, синдромов, объективных и субъективных данных, будь то повышение температуры, артериального давления, покраснение зева, хрипы в лёгких, изменение лабораторных показателей и пр. Показателей, по интегрированным данным которых строится диагноз, назначается лечение, подбирается наиболее оптимальный лекарственный пасьянс.
Однако существует целая группа патологий, симптоматика которых не укладывается в обычные клинические стереотипы. Выражаясь образно – это своего рода фантомы, у которых есть какая-то внешность, но нет внутреннего содержания, есть фасад, но нет самого здания. Болезни, при которых предъявляется множество самых противоречивых жалоб, но почти нет ничего объективного. Их трудно систематизировать, обобщить во что-то единое, целое. Если же такие данные и находятся, то чаще всего как имитация какой-то соматической патологии, будь то ИБС, бронхиальная астма, гипертония, мигрень, амблиопия, параличи, сурдомутизм, язвенная болезнь желудка и даже беременность, со всеми её «объективными и субъективными» проявлениями.
В таких случаях врач, не имеющий должного клинического опыта или не способный к системному анализу жалоб больного, построению их в строгие логические последовательности, но полагающийся на одни лабораторно-инструментальные методы исследования, не способен будет выделить клиническое ядро болезни. Именно по этой причине, причем, желает он того или нет, допустит ошибку, будет проводить симптоматическое, направленное на следствие, но только не на причину заболевания лечение. Достаточно сказать, что еще относительно недавно в клинической медицине не существовало таких понятий, как хроническая ИБС, язвенная болезнь желудка, ВСД и многих других софистических штампов, но были кардионеврозы, чревобесие, ипохондрия, бешенство матки (по современной терминологии – истерия) и пр.
Обратите внимание, во всех случаях превалировали личностный, психологический компоненты. И обусловлено это не тем, что врачи того времени были замшелыми невеждами, представителями оккультизма, алхимии, нежели науки, огульно и общей сапой отбрасывающими всё рациональное, современное, перспективное, что приходило в медицину. Повинна, скорее всего, сама психология человеческого мышления. Стремительное наступление НТР, проникающей во все сферы человеческой деятельности, не могло обойти стороной и медицину. Более совершенными, даже близко несоизмеримыми, какими они были всего 50 лет назад, стали методики диагностики. Примитивные ртутные тонометры уступили место электронным, а неуклюжие рентгеновские мастодонты – элегантным и несоизмеримым по разрешающей способности КТГ, МРТ, допплеровским сканнерам.
Волне естественно, что врачи, получив возможность с помощью таких средств проникать в самые сокровенные, вплоть до молекулярного уровня структуры организма, отодвинув на задний план личностное, стали отдавать предпочтение органной патологии, предавая забытью всё то, что нельзя выразить в анализах, графиках, кривых, числах, коэффициентах. Всё преходящее, функциональное, субъективное, в том числе личностное общение врач-больной, как «без вины виноватый вальс», медленно, но уверенно стало отходить в категорию анахронизмов, преданий старины глубокой. Однако сколько бы мы не проявляли ностальгии по доброму и рациональному прошлому, даже при полном желании невозможно остановить или хотя бы притормозить движение прогресса.
Меняются времена, меняются с ними и парадигмы нашего мышления. Клинический тип мышления уступает место техническому. Более того, техническая апология захватывает не только сознание врачей, но еще больше простых обывателей. У больного несомненно большее доверие и симпатии стал вызывать не чеховский или лесковский образ врача, но такового, вооруженного электронными средствами, да еще с японскими прибамбасами. Срабатывает набивший оскомину стереотип: аппарат, в отличие от субъекта, коим является врач, беспристрастен.
Однако принцип визуализировать патологию посредством приборов, дать ей количественную оценку и тотчас же на основании этого вынести вердикт, или же наоборот, сначала осмыслить, а потом увидеть и подтвердить – суть понятия далеко неравнозначные, особенно в тех случаях, где имеет место функциональный компонент, где есть жалобы, но нет ничего объективного. Не потому ли в дерматологии, где всё представлено на виду, будь то псориаз, экзема, витилиго или алопеция, качество лечения оставляет желать много и много лучшего. Казалось бы, дерзай, твори, лечи. Ан да нет; и видит глаз, да зуб неймёт.
Вот вопрос: откуда всё это берётся? Главная-то и ведущая информация остаётся за рамкой кадра. Постичь и познать её можно только методом тщательного опроса самого больного, его быта, внутрисемейных отношений, изучения его психологического портрета, интимных взаимоотношений (вопрос деликатный, но важный). Не потому ли в США, где техническая вооруженность ЛПУ далеко несоизмерима с нашими, так широко практикуется метод психоанализа? Все эти средства должны быть помощниками врача, но не заменять такового, иначе он сам превратится в придаток машины...
