Удивительно, но имя этого человека не внесено в Книгу рекордов Гиннесса. А ведь самый что ни на есть подходящий фигурант. Он первым в нашей стране, а может, во всем мире, узнал о нападении немцев на Советский Союз, первым услышал – из уст Сталина о решении советского руководства начать войну против Японии… И много чего еще первым узнавал Валентин Михайлович Бережков, последовательно бывший личным переводчиком Микояна, Молотова и Сталина в предвоенные и военные годы.

…А начинался головокружительный взлет к высшим политическим сферам у нас – во Владивостоке.

В конце ноября 1938 года 22летний выпускник Киевского политехнического института был призван на Тихоокеанский флот.

Учил матрос командиров английскому

Начало службы совпало с одним примечательным событием. Наркомат обороны разослал по всем воинским частям, в том числе и на флоты, распоряжение – главным командирам в экстренном порядке заняться изучением английского языка, учебу держать в секрете, а чтобы избежать утечки, к преподаванию привлечь исключительно военных. Найти таковых было нелегкой задачей – мало кто из молодых красных командиров был в ладах с иностранными языками, а про рядовой состав и говорить нечего – почти поголовно дети крестьян и рабочих – тут бы с родным русским управиться.

Прошерстив флот, нашли только одного – зато какого! Оказалось, матрос Бережков в совершенстве владел двумя языками – помимо английского еще немецким – в Киеве по настоянию родителей окончил школу с немецким уклоном. У мальчика открылись удивительные лингвистические способности. Впоследствии иностранцы, общавшиеся с Бережковым, будут принимать его то за британца, то за немца. Купился даже сам Гитлер, но не будем забегать вперед…

Матроса вызвали в штаб ТОФ. И отныне два раза в неделю комфлота Кузнецов, начальник штаба Богденко и начальник инженерной службы Воронцов, как прилежные ученики, грызли «английский гранит». Учителю установили жалованье – 25 рублей за один урок.

«Выходило в месяц до 400 рублей,– писал впоследствии Бережков, – что к моим матросским 12 рублям было весьма неплохим приварком».

Вскоре Кузнецов переводится в Москву – в Наркомат ВМФ, еще через некоторое время возглавит весь военный флот Союза. Но не забудет адмирал башковитого матроса-учителя – при первом удобном случае порекомендует его куратору торговли Микояну.

В тельняшке – гений-лингвист

Бережков перебирается в Москву, но прежде, чем допустить его в «высший свет», сотрудники Коминтерна устраивают проверку знания иностранных языков. Понадобилось всего несколько минут, после чего один из экзаменаторов сказал, что этот молодой человек владеет языками лучше их.

Бережков включается в состав советской торговой миссии и отбывает в Берлин. На переговорах настолько мастерски переводит, что даже германские эксперты поражены тем, как молодой специалист ориентируется в деловой, технической информации.

О нем уже наслышаны в кремлевских коридорах, и вот уже Бережков приглашается к Молотову, председателю Совета Народных Комиссаров, по-нынешнему – премьер-министру.

Грядут судьбоносные для страны, впрочем, и всего мира события – переговоры с Германией. В конце 1940 года состоялся визит в Берлин советской делегации во главе с Молотовым. Здесь Бережков и увидел Адольфа Гитлера.

Фюрер признал русского… немцем

Советский премьер прилагает все усилия, чтобы договориться с Гитлером – Сталин поставил задачу во что бы то ни стало уладить спорные вопросы, прежде всего расширить торговлю, вовлекая фюрера в мирное сотрудничество и отодвигая тем самым как можно дальше возможность возникновения войны.

После какой-то фразы Гитлер внезапно уставился на Бережкова: «Вы – немец?» Переводчик спокойно ответил, что он русский. Фюрер еще больше изумился. Он видел переводчиков со всей Европы, но так, как этот молодой красный, никто не владеет немецким.

«Вблизи фюрер выглядел отталкивающе, – читаем мы у Бережкова. – На лице множество угрей. Рука потная, холодная. При встречах и расставаниях мне хотелось побыстрей убежать и вымыть руки…

Забегая вперед, скажу: за час до нападения немцев на СССР в Германию шли составы, плыли пароходы со стратегическими материалами. И рассуждения некоторых историков, что Сталин усиленно готовился к войне с немцами, это абсурд. Сталин боялся этой войны. Он видел: Франция повержена за несколько недель, а война с Финляндией показала неспособность советской армии вести боевые действия…»

Сталин предпочел переводчика-актера

Великую Отечественную войну Валентин Михайлович встретил в должности секретаря советского посольства в Берлине. Здесь проявилось еще одно качество этого незаурядного человека. В критический момент, когда вся советская дипмиссия оказалась изолированной, он сумел склонить к сотрудничеству одного эсэсовца из приставленной охраны – и тот помог связаться с антифашистским подпольем с последующим выходом на связь с Москвой.

С началом войны Бережков начинает работать со Сталиным, который стал вызывать приглянувшегося переводчика практически на каждую встречу с иностранцами, в первую очередь англичанами и американцами.

В распоряжении высших советских руководителей был еще один переводчик экс-тракласса – Владимир Павлов, именно на него легла основная нагрузка в ходе работы по подписанию пресловутого пакта Молотова-Риббентропа. Но Сталин все чаще стал прибегать к услугам экс-краснофлотца, во всяком случае, на двух, наиболее ключевых высших раутах – Московской конференции трех министров иностранных дел – СССР, США и Великобритании и переговорах Большой тройки в Тегеране вождь свой выбор остановил именно на Бережкове. Возможно, потому, что помимо всех своих лингвистических способностей Бережков обладал еще и актерскими данными – умел подстраиваться под собеседников, на лету схватывал манеру общения и даже имитировал голос. Видимо, не случайно американские журналисты говорили ему в Тегеране, что он мог бы сделать неплохую карьеру в Голливуде.

«В самый разгар приема, устроенного в Кремле по случаю Московской конференции трех министров иностранных дел — СССР, США и Великобритании, – напишет Бережков много лет спустя, – Сталин вдруг с заговорщицким видом поманил меня:

– Слушайте меня внимательно. Переведите Хэллу (госсекретарь США. – Прим. авт.) дословно следующее: советское правительство рассмотрело вопрос о положении на Дальнем Востоке и приняло решение сразу же после окончания войны в Европе, когда союзники нанесут поражение гитлеровской Германии, выступить против Японии. Пусть Хэлл передаст это президенту Рузвельту как нашу официальную позицию. Но пока мы хотим держать это в секрете. И вы сами говорите потише, чтобы никто не слышал. Поняли?

– Понял, товарищ Сталин, — ответил я шепотом.

Хэлла чрезвычайно взволновало это сообщение, и он поспешил немедленно доложить хозяину Капитолия…»

Спустя ровно месяц – в конце ноября 1943 года в Тегеране состоялась встреча Большой тройки – Бережков допускается в святая святых – переводчиком на конфиденциальную встречу Сталина и Рузвельта.

Докладывай всегда начальству – и не пропадешь!

Валентин Михайлович – на вершине признания. С ним, 27летним юношей, почтительно разговаривают кремлевские небожители, сам Берия при первом удобном случае старается засвидетельствовать свое почтение, то и дело подчеркивая, что Бережков очень нравится Сталину и что на этом неплохо бы начать строить будущую карьеру – не в переводчиках же всю жизнь ходить!

И вдруг все рушится. В конце 1944 года Бережкова неожиданно увольняют из МИДа, понизив вчерашнего фаворита Сталина и Молотова до уровня сотрудника одного из московских журналов.

Оказывается, в то время как Лаврентий Павлович заливался елеем, его люди вынюхали, что родители Бережкова, находившиеся во время немецкой оккупации в Киеве, не были угнаны в Германию, как об этом сообщил сам Валентин Михайлович, а ушли с немцами на Запад по доброй воле. А это уже совсем другой коленкор. Сын за отца в сталинские времена все же был в ответе, а посему – крест на высокой государственной службе. Ну а с учетом военного времени так вообще нонсенс – запросто мог загреметь, куда Макар телят не гонял.

Рассказывают, что спас Бережкова от крутой расправы данный ему однажды совет аса советской разведки генерала Судоплатова. Двум ведомствам – НКВД и Наркоминделу приходилось нередко контактировать, и однажды генерал, разговорившись с молодым мидовцем, порекомендовал тому всегда обо всем случившемся на службе и в жизни без промедлений докладывать непосредственному руководству.

В условиях тотальной подозрительности и «вражеских происков», охвативших советское общество в предвоенные годы, этот совет оказался очень даже не лишним. Как только Бережков понял, что его родителей нет в Киеве, а было это еще до бериевских «раскопок», он тут же сообщил об этом Молотову.

Нарком похвалил, заметив при этом, что откровенность сослужит добрую службу. И как в воду глядел. Когда Берия стал раскручивать «дело», Молотов доложил Сталину, что он в курсе и что об этом поставил в известность сам Бережков.

Открытость и желание ничего не утаивать были оценены по достоинству. Сталин, по воспоминаниям самого «опального», слегка пожурил, сказав лишь, что в этой ситуации из МИДа все же придется уйти…

Дальнейший рассказ о судьбе переводчика Сталина выходит за рамки данной публикации. Скажем лишь, что Валентин Михайлович проживет еще долго – более полувека – отныне и до конца вся его жизнь будет связана с журналистикой. Так прикипел к журналу, получившему широко известное сегодня название «Новое время», что впоследствии, уже после смерти Сталина, без колебаний отклонил предложение Молотова вернуться на прежнюю должность его помощника. Писал книги, защитил докторскую диссертацию, много путешествовал по странам мира. В конце концов осел в США, где и прошли его последние годы. Умер в ноябре 1998 года в Калифорнии.

До конца дней сохранил самые теплые воспоминания о Владивостоке – городе, из которого, по собственному признанию, «матрос Тихоокеанского флота оказался вытолкнутым к самой верхушке сталинской административной пирамиды…»