Со 2 по 8 сентября во Владивостоке будет проходить 24-я ежегодная встреча лидеров государств – членов форума «Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество» (АТЭС). В настоящее время АТЭС объединяет экономики 21 страны Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР), являясь крупнейшим экономическим форумом, на который приходится свыше 57% мирового ВВП и 48% объема мировой торговли. Как известно, Индия подала заявление на вступление в АТЭС, а Россия активно добивается включения «крупнейшей демократии мира» в его состав, справедливо полагая, что динамичное хозяйство «Слона» в дополнение к уже деятельно участвующему в АТЭС «Дракону» (Китаю) откроет новые возможности для всех участников этого форума.

 С избранием Пранаба Мукерджи, одного из наиболее опытных и авторитетных политиков страны, президентом Индии внешняя политика индийского государства, судя по всему, обретет необходимые логику и последовательность, которых ей явно недоставало в последние 5-7 лет. Во-первых, деятельность такой сверхкрупной страны, как Индия, поможет не только укрепить несущие экономические конструкции в наиболее динамично развивающемся регионе мира, но и воспрепятствовать попыткам изменить руководящие принципы межгосударственных отношений, прежде всего презумпцию единства и территориальной целостности государств. Во-вторых, интеграция Индии в АТЭС поможет решить проблему стратегической важности: укрепить горизонтальные экономические связи в юго-западном сегменте АТР и обогатить содержание внешнеэкономической деятельности государств региона. (В условиях всеобщего экономического кризиса индийский опыт взаимодействия начал «плана» и «рынка» может оказаться поистине бесценным). В-третьих, Индией уже проделана основательная подготовительная работа на данном направлении в виде «восточной политики» Дели (“look East policy”), введенной в действие в 1997 г. («доктрина Гуджрала»). «Доктрина Гуджрала» стала эффективным инструментом укрепления дипломатических отношений Индии со странами ЮВА. Претерпели качественную эволюцию и внешнеэкономические связи Индии с государствами Юго-Восточной Азии: в настоящее время данный регион стал крупнейшим экспортным рынком Индии – на ЮВА приходится более половины экспортных поставок (в начале столетия – только 40%). Под внешнеэкономические связи подведена солидная договорная основа в виде соглашений Индии со странами- членами АТЭС: Японией, Южной Кореей, Сингапуром, Таиландом, Индонезией и Малайзией.

 В контексте предстоящего саммита АТЭС нелишне напомнить, что возросший интерес Дели к процессам, протекающим в Азиатско-Тихоокеанском регионе, имеет свою довольно продолжительную предысторию.

 Правящие круги Индии, в духе традиций первого премьер-министра страны Джавахарлала Неру (1), рассматривают цикличность мировых процессов как одну из главных движущих сил общей динамики международных отношений: если век XIX-й по преимуществу принадлежал Британии, а в XX столетии в принципе доминировали США, то XXI век, судя по всему, станет «эрой доминирования Азии», что само по себе потребует «подстройки» внешнеполитической стратегии страны под меняющиеся алгоритмы мирового развития.

 Подобная «подстройка», ставшая органическим продолжением индийской экономической реформы 1991 года, началась во второй половине 90-х годов прошлого века, тогда как ее концентрированным политическим выражением стала всё та же «доктрина Гуджрала» (2), или «восточная политика» Индии («look east policy»), активно проводящаяся и в наши дни.

 Индийские руководители раньше многих уловили «ветер перемен» в мировой экономике и международной политике и постарались извлечь максимальные для своей страны выгоды из смещения на восток, в зону АТР, оси мирового развития. При этом в Дели хорошо понимают: главной особенностью «азиатского столетия» станет поступательное возрастание экономического влияния, военной мощи и геополитических возможностей Китая.

 Внешнеполитическое поведение Индии в регионе АТР определяется в конечном счете отношением «крупнейшей демократии мира» с: 1) Китаем; 2) Соединенными Штатами Америки; 3) наиболее влиятельными государствами Юго-Восточной Азии и Дальнего Востока, включая, разумеется, и Россию.

 Как же индийская политическая элита воспринимает движущие силы и мотивы политики Китая в регионе АТР? Руководители КНР, согласно представлениям индийских экспертов, сознают: для достижения равного с Америкой геоэкономического и геополитического статуса Поднебесной потребуются десятилетия; именно поэтому китайские лидеры активно работают над созданием реальной многополярности, тогда как главной целью Пекина в АТР, считает часть индийской элиты, остается утверждение моноцентричности в Азии, естественно, под китайским «руководством». При этом Индии, как утверждается, отведено место во «втором эшелоне» государств АТР. Думаю, в таких представлениях присутствует сильный элемент упрощения.

 На мой взгляд, подобные оценки роли и перспектив Индии в АТР исходят из анализа положения этой страны двадцатилетней давности. Они, в частности, не учитывают: успешный опыт экономических реформ в стране, определенно расширивших геоэкономические и геополитические возможности Индии; результативные поиски правящим классом новой внешнеполитической парадигмы («восточная политика»); фактическое признание мировым сообществом ядерного статуса Индии; положительные изменения в отношениях Индии с двумя другими «гравитационными полями» мировой политики – США и Японией.

 Видимо, поэтому руководители Индии, в частности премьер-министр Манмохан Сингх, делают ударение на сотрудничестве между «Слоном» и «Драконом», подчеркивая: для двух крупнейших государств мира вполне достаточно пространства, чтобы реализовать национальные стратегии развития не в условиях соперничества, но на основе «здоровой конкуренции». Впрочем, как отмечают эксперты, границы между соперничеством и «здоровой конкуренцией» гибки и подвижны, тем более что по сравнению с другими ведущими странами мира Индия граничит с государствами, которые объективно создают проблемы для её национальной безопасности (Пакистан, Бангладеш, не говоря уже о самой Поднебесной). Не стоит забывать и о давнишнем «территориальном споре» двух азиатских гигантов вокруг индийского штата Аруначал Прадеш, который в Пекине по-прежнему именуют «Восточным Тибетом». Далее, индийские политологи обращают внимание на форсированное экономическое развитие Тибета, называя политику центральных властей Китая «стратегией двойного назначения»: «Учитывая сохраняющиеся между Индией и Китаем серьезные территориальные проблемы, – пишет, например, Ранджит Гупта из Института оборонных исследований в Дели, – развитие суперсовременной железнодорожной, шоссейной и гражданско-авиационной инфраструктуры на исключительно сложной для строительства местности в редко заселенном Тибете, а равно и сознательная политика центральных властей по ускоренному увеличению здесь ханьского населения, дополняемая весьма значительным наращиванием на территории провинции военных активов конвенционального и стратегического назначения, – все это не может не быть источником серьезного беспокойства. Это беспокойство усиливается тем обстоятельством, что Китай уже соткал паутину весьма крепких экономических, военных и политических отношений с соседями Индии, особенно с Бангладеш, Мьянмой и Пакистаном» (3). Действительно, в настоящее время Индия не в состоянии добиться благоприятных для себя изменений во внешней политике Бангладеш, которая попадает во все бóльшую экономическую зависимость от Пекина. Однако именно здесь и должен сработать фактор сотрудничества трех сверхкрупных государств, укрепляемый к тому же их перспективной принадлежностью к АТЭС. А может быть, дело вовсе не в «экспансии» Поднебесной в АТР, а в прозаической зависимости части индийского истеблишмента от Америки, которая активно навязывает Дели свое видение мировой ситуации, а равно и свои страхи и «комплексы»?

 «Путь» Индии в Азиатско-Тихоокеанский регион лежит через Юго-Восточную Азию, и начинается он с Мьянмы (Бирмы). Важность этой страны для «крупнейшей демократии мира» в конечном счете определяется четырьмя главнейшими обстоятельствами. Во-первых, зависимостью Индии от Мьянмы в плане обеспечения безопасности, политической стабильности и социально-экономического развития в штатах индийского северо-востока. Во-вторых, отношения с Мьянмой исключительно значимы для Дели в смысле поддержания устойчивого стратегического равновесия в Бенгальском заливе, да и во всей восточной акватории Индийского океана. В-третьих, Мьянма является естественным географическим мостом между Индией и экономической группировкой АСЕАН, выступающей основной несущей конструкцией «восточной политики» Дели. Наконец, в-четвертых, в свете естественной необходимости диверсифицировать источники энергетической безопасности Мьянма превращается в потенциально существенный для Индии резервуар получения столь необходимых углеводородов (газа и нефти).

 Хорошо известно: семь северо-восточных штатов Индии некоторым образом отделены от основной территории страны Бутаном, Бангладеш, Тибетским автономным районом КНР и Мьянмой. В этой сложной территориальной конфигурации ключевое для Индии место занимает Мьянма, что в конечном счете и объясняет политический курс Дели в отношении этой страны. Так, развитие семи северо-восточных индийских штатов и их безопасность зависят от постоянной связи с «большой землей» Индии, препятствующей распространению среди жителей Северо-Востока ощущения территориальной изоляции, отъединенности от остальной страны. Поэтому не выглядит преувеличением заявление, сделанное несколько лет назад министром центрального правительства по вопросам развития Северо-Востока М.Ш.Айяром о том, что «Юго-Восточная Азия начинается в северо-восточной Индии». Эти слова имеют и серьезную историческую подоплеку: Вторая мировая война и раздел Индии в 1947 г., по сути дела, разорвали традиционные культурные, этнические и экономические связи между Индией и Юго-Восточной Азией, которые Дели пытается реанимировать с помощью «новой восточной политики».

 Одной из важных задач последней является прекращение «повстанческой» деятельности в штатах Северо-Востока: «инсургенты», как отмечают специалисты, осуществляют свои операции с территории Бангладеш, что значительно повышает значимость Мьянмы в системе внешнеполитических приоритетов Индии в ЮВА. Помимо этого, отношения с Мьянмой стратегически важны для Индии в контексте обеспечения безопасности и жизнедеятельности находящихся в восточной части акватории Бенгальского залива Андаманских и Никобарских островов. Наконец, «новая восточная политика» Дели исходит из того, что Мьянма для Индии – это «ворота» в Таиланд и Лаос, наиболее короткий путь в ЮВА.

 Что касается «политической турбулентности» в Мьянме, то здесь у Индии имеется значительное совпадение стратегических интересов с экономическим «ядром» ЮВА – группировкой АСЕАН. Эти интересы обусловлены следующими стратегическими установками. Во-первых, уменьшение начинающей приобретать опасные формы (по мнению некоторых) зависимости Мьянмы от Китая. Во-вторых, утверждение принципа невмешательства во внутренние дела других государств как «священного» начала межгосударственных отношений. И, в-третьих, не последнее значение имеют чрезвычайно выгодное геостратегическое положение Мьянмы и наличие у этой страны значительных природных ресурсов, включая углеводородное сырье.

 Содействуя вступлению Индии в АТЭС, Россия как страна, председательствующая в этой авторитетной организации, должна учитывать «озабоченности» индийской элиты и логику её внешнеполитического поведения. Так легче строить здание безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе и воплощать в жизнь идею полицентрического мира.