В российский прокат вышла экранизация «Шпионского романа» Бориса Акунина. Фильм Алексея Андрианова «Шпион» развлекает публику похождениями враждующих спецагентов и дает оригинальный ответ на сакраментальный вопрос: почему фашистское нападение на СССР было неожиданным и, как упорно твердили советские пропагандисты, вероломным?

Скажем сразу: в картине есть на что посмотреть. Прежде всего бросается в глаза нарисованный Дворец Советов на месте храма Христа Спасителя, затем Федор Бондарчук в образе неудачливого спасителя Отечества майора Октябрьского, а также Сергей Газаров в весьма нестандартной роли госбезнаркома Берии. Правда, менее интересен герой, проводящий на экране больше всего времени, – молодой работник органов Дорин (Данила Козловский), чья связка с Октябрьским сделана по образцу связки Шарапов-Жеглов: бурная деятельность этого персонажа сводится к беготне, кулачным боям, задаванию наивных вопросов и приманиванию юных зрительниц. Но в целом, если вспомнить отечественные шпионские ленты, пошедшие косяками с 1930-х годов, надо признать, что «Шпион» – отнюдь не худший представитель своего вида, в котором предостаточно поистине омерзительных экземпляров. К тому же приятно, что хотя фильм и смягчен сравнительно с первоисточником, в нем сохранились высказывания и эпизоды, не слишком лестные для чекистов и даже порочащие советский государственно-общественный строй.

«Шпион» пытается убедить публику, будто перед началом войны советская разведка не поддалась на дезинформационные сообщения немцев и сумела вызнать, что в июне 1941 года фашистские полчища обрушатся не на Англию, а на Советский Союз. И что страна успела бы подготовиться к войне, если бы Сталин не был обманут фюрером, обещавшим ему мир до начала 1943 года, и не приказал Советской армии расслабиться. Это противоречит радикальной версии Виктора Суворова, согласно которой Гитлер всего лишь опередил Сталина, собиравшегося в том же году напасть на Германию, но соответствует воззрениям большей части современных историков. Однако путь, избранный создателями картины для подтверждения этой точки зрения, заставляет широко раскрыть глаза, поскольку они не заметили пародийности романа и экранизировали его в том же ключе, в каком ранее были экранизированы «Статский советник» и «Турецкий гамбит» того же Акунина. Между тем «Шпионский роман» – отнюдь не обычный для этого писателя исторический детектив, а имитация бульварного чтива со всеми его сюжетными нелепостями, где ум автора проявляется, да и то не напрямую, а в рассуждениях Октябрьского, львиная доля которых в картину не вошла. При переносе книги на экран умный автор исчез, а вместе с ним пропало оправдание всего происходящего.

Если присмотреться к сюжету «Шпиона», выясняется, что обе противоборствующие разведки крайне неадекватны. Абверовцам ни к чему передавать Сталину заверения фюрера через ценнейшего и глубоко законспирированного агента Вассера, тем самым разоблачая его, – гораздо проще и надежнее отправить к вождю советских народов своего министра иностранных дел. И нет смысла перебрасывать этому разведчику радиста для установления связи с Берлином, поскольку радист не может самостоятельно выйти на связь с разведчиком, а разведчику можно сообщить, что к нему посылают радиста только через самого радиста.

Пьесу абсурда надо экранизировать как пьесу абсурда, но авторы фильма абсурда в упор не видят, поскольку машинально опираются на стереотипы бездумного восприятия кино. А именно: что дано в кадре, то не подлежит сомнению; чего в кадре не дано, того не существует; что дано в одном кадре, еще через один забывается; что дано в последнем кадре, то не меняется. Дано, что к разведчику забрасывают радиста – значит, абверу так нужно. Не дано знать, как он узнал о засылке, – нечего и спрашивать. Передает агент Сталину обращение Гитлера – из зрительской памяти уже выветрились предшествующие эпизоды, из которых следует, что передающему неоткуда было его получить. Вставлен в конец фильма райский план июньского утра вместо адской картины бомбежек – и простодушный зритель выходит из зала с легким сердцем. Менее наивным людям нестыковки бьют в глаза и мешают смотреть кино. Хотя в принципе их можно было бы обратить на пользу фильму, превратив его в игру «Найди в картинке как можно больше ляпов».

Вообще, «Шпионский роман» логичнее всего было бы экранизировать в духе кинобондианы, где невероятность умышленно заложена в конструкцию многих серий. Например, устроить Вассеру и Октябрьскому поединок на плеши стометрового Ленина, венчающего Дворец Советов, а еще лучше – на его протянутой руке, да к тому же перекроить историю, как сделал Тарантино в «Бесславных ублюдках»: все вопросы о смысле и логике происходящего отпали бы сами собой.

Но получилось то, что получилось: подлинным героем российского фильма стал немецкий шпион, посрамивший всех наших майоров Вихрей и полковников Исаевых. Если бы такое учудила какая-нибудь независимая студия, финансовая проверка тут же нашла бы в ее кассе если не немецкие, то уж точно прибалтийские деньги, а прокурорская – пропаганду фашизма. Но кто же посмеет высказать это в адрес федерального канала и студии, возглавляемой обербесогоном страны? Остается допустить, что во всем виноват новый вражеский агент с психотропным оружием, наславший на нетвердые умы производителей «Шпиона» такое же помрачение рассудка, какое его предшественник наслал на Великого кормчего.